суббота, 14 декабря 2019 г.

Блаженный. Альбом песен на стихи Вениамина Блаженного

Юродивый

Не обижайте бедного Иванушку,
Ему сама судьба согнула плечи
И сам Господь пролил слезу на ранушку…
(От этого Иванушке не легче.)

И сам Господь глядел в стыдливом трепете,
Как шествует он по миру с клюкою…
А в небе стаей пролетали лебеди
И окликали странника с тоскою.

И говорили лебеди приветливо,
Купая крылья в милосердной сини:
- Иванушка, смени обличье ветхое,
Ты всех нас и отважней, и красивей…

Вернись в родную стаю лебединую,
Царевич наш, вожатый наш, наш лебедь, -
И пролетим мы вечностью старинною,
Восплачем и возрадуемся в небе…



Вечное небо


Я поверю, что мёртвых хоронят, хоть это нелепо,Я поверю, что жалкие кости истлеют во мгле,Но глаза – голубые и карие отблески неба,Разве можно поверить, что небо хоронят в земле?.. Было небо тех глаз грозовым или было безбурным,Было радугой-небом или горемычным дождём, –Но оно было небом, глазами, слезами – не урной,И не верится мне, что я только на гибель рождён!.. ...Я раскрою глаза из могильного тёмного склепа,Ах, как дорог ей свет, как по небу душа извелась, –И струится в глаза мои мёртвые вечное небо,И блуждает на небе огонь моих плачущих глаз...





Вместе



Сколько лет нам, Господь?.. Век за веком с тобой мы стареем...Помню, как на рассвете, на въезде в Иерусалим,Я беседовал долго со странствующим иудеем,А потом оказалось – беседовал с Богом самим. Это было давно – я тогда был подростком безусым,Был простым пастухом и овец по нагориям пас,И таким мне казалось прекрасным лицо Иисуса,Что не мог отвести от него я восторженных глаз. А потом до меня доходили тревожные вести,Что распят мой Господь, обучавший весь мир доброте,Но из мертвых воскрес – и опять во вселенной мы вместе,Те же камни и тропы, и овцы на взгорьях всё те. Вот и стали мы оба с тобой, мой Господь, стариками,Мы познали судьбу, мы в гробу побывали не разИ устало садимся на тот же пастушеский камень,И с тебя не свожу я, как прежде, восторженных глаз.





Родословная




Отец мой – Михл Айзенштадт – был всех глупей в местечке.Он утверждал, что есть душа у волка и овечки. Он утверждал, что есть душа у комара и мухи.И не спеша он надевал потрепанные брюки. Когда еврею в поле жаль подбитого галчонка,Ему лавчонка не нужна, зачем ему лавчонка?.. И мой отец не торговал – не путал счёта в сдаче...Он чёрный хлеб свой добывал трудом рабочей клячи. – О, эта чёрная страда бесценных хлебных крошек!.....Отец стоит в углу двора и робко кормит кошек. И незаметно он ногой выделывает танец.И на него взирает гой, веселый оборванец. – Ах, Мишка –«Михеледер нар» – какой же ты убогий!Отец имел особый дар быть избранным у Бога. Отец имел во всех делах одну примету – совесть.
...Вот так она и родилась, моя святая повесть.




Милостыня


Пускай моя душа с сумой бредёт по свету,Пускай она в пути шалеет от тоски:– Подайте, мужики крещеные, поэту,Беру я серебро, беру и медяки. Беру я куличи, беру и оплеухи,Беру у зверя шерсть, помёт беру у птах...Подайте, мужики, свихнувшемуся в Духе,Зане меня в пути одолевает страх. Но нет, не мужики пойдут за мною следом,Крещён он или нет, мужик – мужик и есть,Я трижды поклонюсь своим всесветным бедам,Мне, смерду, одному такая в мире честь. Один, один лишь я стоял под грозным небом,Устав от суеты и горестных погонь,И то, что в слепоте вы называли хлебом,В худых моих руках клубилось, как огонь...



Вечность


– Мы здесь, – говорят мне скользнувшие лёгкою тенью
Туда, где колышутся лёгкие тени, как перья, –

Теперь мы виденья, теперь мы порою растеньяИ дикие звери, и в чаще лесные деревья. – Я здесь, – говорит мне какой-то неведомый предок,Какой-то скиталец безлюдных просторов России, –Ведь всё, что живущим сказать я хотел напоследок,Теперь говорят за меня беспокойные листья осины. – Мы вместе с тобою, – твердят мне ушедшие в камень,Ушедшие в корни, ушедшие в выси и недра, –Ты можешь ушедших потрогать своими руками, –И грозы и дождь на тебя опрокинутся щедро... – Никто не ушёл, не оставив следа во вселенной,Порою он твёрже гранита, порою он зыбок,И все мы в какой-то отчизне живём сокровенной,И все мы плывём в полутьме косяками, как рыбы...



Какое мне дело?



Какое мне дело – живой или мертвый
Со мною поёт в этом дружном дуэте,
Уже разложил я волшебные ноты,
А Моцарт играет в саду на кларнете.

Играет в саду ли, играет в аду ли,
Играет в раю ли – какое мне дело,
Когда, словно пух тополиный в июле,
Куда-то в зенит поднимается тело.

Когда становлюсь я летающим пухом,
Прошитым иголками знойного света,
И слушаю, слушаю трепетным ухом
Мелодию непреходящего лета.

И Моцарта слушают даже пичуги,
И робко посвистывают в отдаленье,
И вдруг замолкают в сладчайшем испуге,
В сладчайшем испуге, в сладчайшем томленье...




Женщина


Вот женщина – она встревожена,Что мужичонка захудалыйНе воздаёт ей как положено,А ей нужны дворцы и залы,И лесть и грубая и тонкая,И даже царская корона,Чтоб утверждать над мужичонкоюСвою гордыню непреклонно. Вот женщина – она купаетсяИ не таит своей отваги,И всё ей, грешнице, прощается,Она ведь тоже вся из влаги, –Текуче лоно плодоносное,Текучи груди – два потока,И всё течёт, и всё уносится,И всё прекрасно и жестоко... Вот женщина – она доверчивоСтоит, как вечности порука...Вселенная ведь тоже женщинаИ, стало быть, её подруга.Она расчесывает волосыИ вся трепещет, как мембрана,И вся, как вечность и как молодость,Творит и гибнет неустанно.



Величие



В калошах на босу ногу,В засаленном картузеОтец торопился к БогуНа встречу былых друзей. И чтобы найти дорожкуВ неведомых небесах, –С собой прихватил он кошку,Окликнул в дороге пса... А кошка была худою,Едва волочился пёс,И грязною бородоюОтец утирал свой нос. Робел он, робел немало,И слёзы тайком лились, –Напутственными громамиЕго провожала высь... Процессия никудышныхЗастыла у божьих врат...И глянул тогда Всевышний,И вещий потупил взгляд. – Михоэл, – сказал он тихо, –Ко мне ты пришёл не зря...Ты столько изведал лиха,Что светишься, как заря. Ты столько изведал бедствий,Тщедушный мой богатырь...Позволь же и мне согретьсяВ лучах твоей доброты. Позволь же и мне с сумоюБрести за тобой, как слепцу,А ты называйся Мною –Величье тебе к лицу...




Блаженный





Как мужик с топором, побреду я по божьему небу.
А зачем мне топор? А затем, чтобы бес не упёр
Благодати моей – сатане-куманьку на потребу...
Вот зачем, мужику, вот зачем, старику, мне топор!

Проберётся бочком да состроит умильную рожу:
Я-де тоже святой, я-де тоже добра захотел...
Вот тогда-то его я топориком и огорошу –
По мужицкой своей, по святейшей своей простоте.

Не добра ты хотел, а вселенского скотского блуда,
Чтоб смердел сатана, чтобы имя святилось его,
Чтоб казался Христом казначей сатанинский – Иуда,
Чтобы рыжих иуд разнеслась сатанинская вонь...

А ещё ты хотел, чтобы кланялись все понемногу
Незаметно, тишком – куманьку твоему сатане,
И уж так получалось, что молишься Господу-Богу,
А на деле - псалом запеваешь распутной жене...

Сокрушу тебя враз, изрублю топором, укокошу,
Чтобы в ад ты исчез и в аду по старинке издох,
Чтобы дух-искуситель Христовых небес не тревожил,
Коли бес, так уж бес, коли Бог – так воистину Бог...




Причастие 




Прибежище мое — Дом обреченно-робких,Где я среди других убогих проживал,Где прятал под матрац украденные коркиИ ночью, в тишине — так долго их жевал....Вот эта корка — Бог, ее жуют особо,Я пересохший рот наполню не слюной,А вздохом всей души, восторженной до гроба,Чтобы размякший хлеб и Богом был, и мной.Чтобы я проглотил Христово Обещанье, —И вдруг увидел даль и нищую суму,И Дом перешагнул с котомкой за плечами,И вышел на простор Служения Ему...




Странничество


Нет, я не много знал о мире и о Боге,Я даже из церквей порою был гоним,И лишь худых собак встречал я на дороге,Они большой толпой паломничали в Рим.Тот Рим был за холмом, за полем и за далью,Какой-то зыбкий свет мерещился вдали,И тосковал и я звериною печальюО берегах иной, неведомой земли.Порою нас в пути сопровождали птицы,Они летели в даль, как легкие умы,Казалось, что летят сквозные вереницыТуда, куда бредем без устали и мы.И был я приобщен к одной звериной тайне:Повсюду твой приют и твой родимый дом,И вечен только путь, и вечно лишь скитанье,И сирые хвалы на поле под кустом...




Бессмертие


Пусть бессмертье моё будет самою горшей судьбой,Пусть одними слезами моё окрыляется сердце,Я согласен на всё, я с надеждою свыкнусь любой.Я был так одинок, что порою стихов моих эхоМне казалось какою-то страшною сказкой в лесу:То ли ворон на ветке – моя непутёвая веха,То ли самоубийцы мерцающий в сумраке сук.Но никто никогда не бывал до конца одиноким,Оттого-то и тяжек предсмертный мучительный вздох…И когда умирает бродяга на пыльной дороге,Может, гнойные веки целует невидимый Бог.Да и так ли я был одинок? Разве небоНе гудело в груди, как огромный соборный орган?Разве не ликовал я, взыскуя Господнего хлеба?Разве не горевал я, как, старясь веками, гора?Пусть бессмертье моё будет самою слабой былинкой,Пусть ползёт мурашом… И, когда я неслышно уйду,Я проклюнусь сквозь землю зелёным бессмысленным ликомИ могильным дыханьем раздую на небе звезду.Всё живое тоскует – тоскую и я о бессмертье…


Маленькая смерть







Та маленькая смерть была совсем беззлобной,И даже не удар – он ощутил укол,И сразу на простор прекрасно-беспризорныйБыл выдворен её беззлобною рукой.Стоял он бос и наг, и был таким же хмурым,Как праотец Адам, стоял он наг и бос, -Ещё он не добыл себе звериной шкуры,И не вкусил греха, и шерстью не зарос.И это не в раю и не в аду, а где-тоВ далёкой стороне, где нет дорог и троп,Где птицы со всего слетелись стаей светаИ где держал в когтях орёл его же гроб.Его же, пришлеца, его же, нелюдима, -Он был земным рабом в оковах-кандалах,Но даль его влекла всегда неодолимоИ духом обитал невольник на горах…


Мертвая птица


Почему, когда птица лежит на пути моем мертвой,Мне не жалкая птица, а мертвыми кажетесь вы,Вы, сковавшие птицу сладчайшею в мире немотой,Той немотой, что где-то на грани вселенской молвы?Птица будет землей - вас отвергнет земля на рассвете,Ибо только убийцы теряют на землю права,И бессмертны лишь те, кто во всем неповинны, как дети,Как чижи и стрижи, как бездомные эти слова.Ибо только убийцы отвергнуты птицей и Богом.Даже малый воробушек смерть ненавидит свою.Кем же будете вы, что посмели в величье убогомНавязать мирозданью постылое слово "убью"?Как ненужную боль, ненавидит земля человека.Птица будет землей - вы не будете в мире ничем.Птица будет ручьем - и ручей захлебнется от бега,И щеглиные крылья поднимет над пеной ручей....Где же крылья твои, о комок убиенного страха?Кто же смертью посмел замахнуться на вольный простор?На безгнездой земле умирает крылатая птаха.Это я умираю и руки раскинул крестом.Это я умираю, ничем высоты не тревожа.Осеняется смертью размах моих тягостных крыл.Ты поймешь, о Господь, по моей утихающей дрожи,Как я землю любил, как я небо по-птичьи любил.Не по вашей земле - я бродил по господнему лугу.Как двенадцать апостолов, птицы взлетели с куста.И шепнул мне Господь, как на ухо старинному другу,Что поет моя мертвая птица на древе креста.И шепнул мне Господь, чтобы боле не ведал я страха,Чтобы божьей защитой считал я и гибель свою.Не над гробом моим запоет исступленная птаха -Исступленною птахой над гробом я сам запою!..


Отшельник


Мне недоступны ваши речи
На людных сборищах столиц.
Я изъяснялся, сумасшедший,
На языке зверей и птиц.

Я изъяснялся диким слогом,
Но лишь на этом языке
Я говорил однажды с Богом –
И припадал к его руке.

Господь в великом безразличье
Простил, что я его назвал
На языке своём по-птичьи,
А позже волком завывал.

И за безгрешное раденье
Души, скиталицы в веках,
Я получил благословенье
И сан святого дурака. 




Тень орла



Как будто на меня упала тень орла -Я вдруг затрепетал, пронизан синевой,И из ключиц моих прорезались крыла,И стали гнев и клюв моею головой.И стал орлом и сам - уже я воспарилНа стогны высоты, где замирает дух, -А я ведь был согбен и трепетно бескрыл,Пугались высоты и зрение, и слух.Но что меня влекло в небесные края,Зачем нарушил я закон земной игры?Я вырвался рывком из круга бытия,Иного бытия предчувствуя миры.Я знал, что где-то там, где широка лазурь,Горят мои слова, горит моя слеза,И все, что на земле свершается внизу,Уже не мой удел и не моя стезя.







суббота, 16 ноября 2019 г.

Солдат

Заказчик. Альбом авторских песен

Сожаление
Жизнь прошла, налившись цветом
Золотых иранских яблок
Пышногрудым райским летом
Её срежут Божьей саблей.
Но совсем не в этом дело,
На осиновой протоке
Я гулял когда-то смело,
Хоть и был я одиноким.
Это было Божьим чудом,
Только я о том не ведал,
Молодым дышал я блудом,
Мудрости Господь мне не дал,
Об одном теперь жалею
На исходе этой сказки,
На последней на аллее, -
Не ценил я жизнь напрасно.

Провода
Провода висят, как струны
Между небом и землёй,
Словно Веды или Руны,
Свет несут нам и покой.
Электрические силы
Одолеют тьму и мрак,
Провода висят как жилы
У скитальцев и бродяг.
Провода несут над бытом
Нескончаемый заряд,
Недостатку свой избыток
Они весело дарят,
Слава этим, свет несущим,
Проводам моей души!
Мне по ним спускает Сущий
Неземные барыши.
Между нами, земляками,
Этот провод тоже есть,
Мы братаемся сердцами,
Как пароль, сообщая весть,
Что любовь горит над миром,
Что спасается земля,
Когда свет несут по жилам
Пути жизни - провода.
Теодицея



Как быстро люд к халяве привыкает,
Как быстро он за должное берёт,
То, что снаряды в небе не летают,
И что не голодает весь народ.

Добро он получает, будто должен,
Хоть не всегда за то благодарит,
А хоть кого-то мысль при этом гложет -
Достойны ли? И кто это дарит?

Но каждый лишь к своей бежит кормушке,
И о своём пекется животе,
Не понимая, что давно на мушке,
И бесконечно задолжал Тебе.

А Ты всё терпишь, хоть Тебе обидно,
Что славу Богу не воздал никто,
И чтоб народ не превратился в быдло,
Прольётся чья-то кровь ещё за то.

Хлеб
Голуби кроткие, птички небесные
Крошки земные клюют на земле,
Созданы быть женихами, невестами,
Роются в мусоре и шелухе.

- Мало вам, избранным, небо освоившим
Чистой проточной небесной воды,
Что снизошли в человечье вы гноище,
Вам неужель захотелось грязи?

- Нет, - отвечали небесные странники, -
Не изменяем своей высоте,
Мы, поклевав ваши сладкие пряники,
Вновь воспаряем на небо к себе.

Воспринимаете всё вы скептически, -
Так отвечали те голуби мне, -
Смотрите в небо лишь эпизодически,
Думая лишь, что живёте в говне.

Мы же всё видим в небесной пропорции,
С неба открытый нам вид неземной,
Мы благодарны за малые порции,
И в шелухе есть небесный покой.

Если души своей грязью не выстлали,
Все будет сладкою кашей для вас.
Нет ничего в этом мире нечистого,
Если чисто твое сердце и глаз.


Открытие


Зачем тебе писать стихи,
Когда тебе есть Голос свыше?
Стихи ведь тем и хороши,
Что не практичны, словно лишни.
Но в своей лишнести такой
И в бескорыстности нелишней,
Они дают душе покой,
Что и ни в чем другом не сыщешь.
Они дают такую высь,
Что недоступна часто прозе,
Следит так за добычей рысь,
К прыжку готова в чуткой позе.
И в попадании прямом
Словес в запутанное сердце
Небесное застрянет в нём
Как ключ в замке, открывши дверцу.





Заказчик




Кому же служит сей поэт?
Ведь кроме Бога, бога - нет.
Себе? Так он и сам творенье,
Другим? И те - произведенья.
А может служит красоте?
А кто создал её везде?
А может служит смыслу он?
А смысла кто создал закон?
А может служит языку?
Культуре, обществу, всему?
Всё есть творенье Божих рук,
Хоть и не обошлось без мук,
Когда распят был Божий Сын,
Чтоб хлебом стать, поэт, твоим.
И потому, подбей итог -
Твоим заказчиком есть Бог.





Путь



Однажды в студеную зимнюю пору
Я из лесу вышел, был сильный мороз,
Пошёл я тогда не куда-нибудь, в гору
И путь лепестками был выстлан из роз.
Я шёл и пришел на большую поляну
И было на ней разноцветье цветов,
От запахов был бесконечно я пьяный,
Других тоже множество было даров.
И был я там долго, любил и смеялся,
И кажется вовсе забыл про мороз,
Про лес, где от холода я загибался,
Когда отморозил и уши, и нос.
Кого мне винить в том, но так уж случилось
Что вдруг я скатился с той легкой горы?
И счастье, что даром досталось, забылось,
И начал ценить я лишь пот и труды.
И трудно теперь я взбирался на гору,
И ноги до крови себе раздирал,
Но лез я упрямо в студенную пору
Ведь там, куда лез, я уже побывал.
И вновь повторил я свой путь в эту гору:
Я из лесу вышел, был сильный мороз,
И шел я в студенную злейшую пору,
Лишь путь лепестками не устлан из роз.




Решение



Если правда становится ложью,

Если злобой полны небеса,
Если черви сомнения гложут,
А довериться людям нельзя,
Если Бог непонятно где скрылся,
Сделав вид, что с тобой не знаком,
А Пилат Его кровью умылся,
Сделав вид, что он тут не при чём.
Если ты предоставлен на откуп
Своей совести, вере, уму,
Значит время пришло очень четко
Всё решать лишь тебе самому.
И нигде уже в мире спасенья
Больше нет. Но в тебе лишь одном.
Значит, Бог твоего ждет решенья
И Он встретит тебя после в нём.


Сладкая болезнь


Я люблю дождливую погоду
Заунывный серый дождь шумит,
И бесхозно проливает воду,
Ведь не установлен ей лимит.
В щедрости своей небесной ласки
Так неэкономны небеса,
Когда вдоволь времени и сказки,
И любви, и счастья, и дождя
И не нужно думать о работе
(Поболеть люблю я не спеша),
И вот на такой дождливой ноте
Раскрывается, как сад, душа.



Субъективная песенка


Я был нещадно субъективный,
И правды я другой не знал,
И этот стаж свой непрерывный
Я аккуратно накоплял.
Когда ж пришёл по дивиденды
В небесный всем известный банк,
На мне был долг, на нём - проценты,
Долг раздавил меня, как танк.
И я лежал в сопливой луже,
И под себя ходил в нужде,
И никому я был не нужен
И не востребован нигде.
И лишь один из всех помог мне
И выкупил от всех долгов,
Неблагодарным быть не мог я,
И я Ему служить готов.
Тогда познал я обьективность,
И что я не один таков,
И субъективную фиктивность
Отбросил я без лишних слов.
Я стал предельно объективным,
Но Он повел меня туда,
Где снова стал я субьективным,
Но это был уже не я.



Завет

- Чего потребуешь, мой Бог
За власть над миром и над славой?
- Быть предо Мною всегда правым
И вострубить в спасенья рог.

- А как достичь того, Мой Бог?
Никто не может быть правее
Тебя, и лучше, и добрее
И кто достичь того бы смог?

- Когда живешь не для себя,
Давая Мне во всём участье,
Ты только так достигнешь счастья,
Когда живешь не ты, а Я.

И кто положит себя сам
На Мой алтарь священной жертвы,
Хранит условия оферты,
Тому Я власть над миром дам.

Кто, победивши сам себя,
Облекшись предо Мной в смиренье,
И быв испытан царством тени,
Прославит истинно Меня.

Солдат

Замолкли возгласы орудий
И кончился последний бой.
И мы вздохнули полной грудью,
И каждый занялся собой.

И я прилег тут на пригорке
На солнышке и разомлел,
И подкрепившись хлебной коркой,
Слегка от счастья захмелел.

И я уснул, словно младенец,
И в тихой радости во сне,
Я видел, приближался немец,
Ко мне с винтовкой на ремне.

И понял я, проснувшись резко,
Обманчив призрачный покой,
И отшвырнул его я с мерзкой
Улыбкой твердою рукой.

Поднятие флага

Облака, как перья голубей,
Штиль на небе, словно мира знак,
И познавши сущность всех вещей,
Поднимаю я Христовый флаг!
Собираю воинство Его
С раннего утра и допоздна -
Радость и над миром торжество,
И ищу вокруг Его дела.
Вот раскрасил утром Он зарю
В такой нежно-лепестковый цвет,
Что Его за всё благодарю,
Как знаменье будущих побед!
А ещё пою Ему хвалу,
Потому что полковой оркестр
Должен выдувать своё "люблю",
Не завися от времен и мест,
Не завися от тяжелых битв
И от списка прожитых потерь,
Потому что, если не был бит,
Не оценишь и побед, поверь.
Кто терял в руинах сам себя,
А потом внезапно находил,
Кто отдал своё больное "я"
На леченье у небесных сил,
Тот поймёт, за что я поутру,
Просыпаясь, немощен и наг,
Вместо причитания пою,
Поднимая Его вечный флаг.