Дурак
И я пошел вслед за Адамом,
И я вкусил запретный плод,
И я себя мнил самым-самым,
А по поступкам был, как тот.
С друзьями я переругался,
То мне профессия не та,
Не тем родителям достался,
То подвела меня мечта.
То женщина мне изменила,
А может, просто не дала,
И просыпалась во мне сила
Обиды, непрощенья, зла.
Себя оправдывал мгновенно -
Мол, никого не предавал,
Не повезло мне со Вселенной,
И я, по умолчанью, прав.
И самого себя не видел
Ни извне и ни изнутри,
Себя любил и ненавидел
Всех прочих жителей земли.
И обижался непрестанно,
Всё мне не этак и не так,
А жизнь твердила постоянно,
Что я не умный, а дурак.
Закон джунглей
Живёте в конкурентном мире.
С утра выходите на бой,
А в этом мире, как в сортире
То ль кровью пахнет, то ль мочой.
Под солнцем место так желанно,
И за него идет борьба,
Но лучший столик ресторана
Уже заказан со вчера.
И с детских лет идет работа,
Кто мышцы грузит, кто - мозги,
Одни лишь только идиоты
Плюют на правила игры.
Им начихать на лоск ролс-ройсов,
На положенье и успех,
Они, бродяги и пропойцы,
Похоже, что счастливей всех.
Они грязны, больны, увечны,
С помоек шмотки и еда,
Но они всё же человечны
На фоне модного зверья.
С утра выходите на бой,
А в этом мире, как в сортире
То ль кровью пахнет, то ль мочой.
Под солнцем место так желанно,
И за него идет борьба,
Но лучший столик ресторана
Уже заказан со вчера.
И с детских лет идет работа,
Кто мышцы грузит, кто - мозги,
Одни лишь только идиоты
Плюют на правила игры.
Им начихать на лоск ролс-ройсов,
На положенье и успех,
Они, бродяги и пропойцы,
Похоже, что счастливей всех.
Они грязны, больны, увечны,
С помоек шмотки и еда,
Но они всё же человечны
На фоне модного зверья.
Кухонный вальс
Они нас просто обхитрили.
А что же мы? У нас - тоска.
Как в мясорубке прокрутили -
Обетованная земля!
Но жив Господь! Он был мне в помощь
И милость к павшим проявлял,
И я об этом буду помнить
До окончания начал.
Весна проверчивает лето
На солнца жарком вертеле,
И жизнь, прожаренной котлетой
Дымится на сковороде.
И повторяется всё снова,
И новый фарш уж на столе,
И вновь кудесничает повар,
Творя на медленном огне.
А что же мы? У нас - тоска.
Как в мясорубке прокрутили -
Обетованная земля!
Но жив Господь! Он был мне в помощь
И милость к павшим проявлял,
И я об этом буду помнить
До окончания начал.
Весна проверчивает лето
На солнца жарком вертеле,
И жизнь, прожаренной котлетой
Дымится на сковороде.
И повторяется всё снова,
И новый фарш уж на столе,
И вновь кудесничает повар,
Творя на медленном огне.
Прозябанье
А что там притаилось за строкой,
Куда заказан путь сейчас живущим?
Кладбищенский ли там царит покой?
Иль жизнь бурлит насыщенней и гуще?
Кто знает? Только тот, кто сшел с небес
И даровал нам истины влеченье,
Кто среди нас убит был и воскрес,
И Кто нам подарил Свое прощенье.
Но мы слепы остались и глухи
И не дается нам Его дерзанье,
Как рыбы, существуем для ухи,
Что варит нам земное прозябанье,
Мы не живём небесной красотой,
Мы как кроты, сидим по своим норам,
И так своей гордимся слепотой,
От ближних прячась за своим забором.
Нам отрываться как-то не с руки
Земного нежелательного братства,
Еще не все раздали мы долги,
Ещё не все скопили мы богатства,
Ещё мы не наелись досыта,
И славой мы ещё не насладились,
И кровью, что разлилась, как река,
И властью мы своею не упились.
Ещё не оторвали мы глаза
От ящика, где новости и мода,
Ещё не отлежали мы бока
Со сном сражаясь на диванном одре,
Забот не отзаботились ещё,
Проблемы ещё все не порешали,
Ещё не закрутили колесо
До ржавчины на жизненной спирали.
И я ослеп, и не видать ни зги,
И я оглох от шумного базара,
Пытаюсь сдернуть занавес тоски,
Как кожу от смертельного загара.
И каждый шаг даётся мне с трудом,
Земное колосально притяженье!
И снова отложу я на потом
Не терпящее срока восхожденье.
Куда заказан путь сейчас живущим?
Кладбищенский ли там царит покой?
Иль жизнь бурлит насыщенней и гуще?
Кто знает? Только тот, кто сшел с небес
И даровал нам истины влеченье,
Кто среди нас убит был и воскрес,
И Кто нам подарил Свое прощенье.
Но мы слепы остались и глухи
И не дается нам Его дерзанье,
Как рыбы, существуем для ухи,
Что варит нам земное прозябанье,
Мы не живём небесной красотой,
Мы как кроты, сидим по своим норам,
И так своей гордимся слепотой,
От ближних прячась за своим забором.
Нам отрываться как-то не с руки
Земного нежелательного братства,
Еще не все раздали мы долги,
Ещё не все скопили мы богатства,
Ещё мы не наелись досыта,
И славой мы ещё не насладились,
И кровью, что разлилась, как река,
И властью мы своею не упились.
Ещё не оторвали мы глаза
От ящика, где новости и мода,
Ещё не отлежали мы бока
Со сном сражаясь на диванном одре,
Забот не отзаботились ещё,
Проблемы ещё все не порешали,
Ещё не закрутили колесо
До ржавчины на жизненной спирали.
И я ослеп, и не видать ни зги,
И я оглох от шумного базара,
Пытаюсь сдернуть занавес тоски,
Как кожу от смертельного загара.
И каждый шаг даётся мне с трудом,
Земное колосально притяженье!
И снова отложу я на потом
Не терпящее срока восхожденье.
Романс ожидания
Я ждал Тебя, а Ты всё медлил,
И всё ко мне не приходил.
Пусть кто-то скажет - это бредни,
Но я так верил, и так жил.
Я ждал и ждал, но Ты, быть может,
Был занят делом поважней,
И вот ещё один день прожит,
Тебя всё нет и я - ничей.
Ты тоже ждал. Мы оба ждали,
Кто первым должен сделать шаг?
Цветы прекрасные завяли,
Разросся плевел и сорняк.
И день за днем так проходили
Все в ожидании пустом,
И лодки с глубиной под килем
Только кивали мне бортом.
Так жизнь прошла почти напрасно,
В ненужной трате лет и сил,
Пока мы всё вносили ясность
Кто кого более любил.
И всё ко мне не приходил.
Пусть кто-то скажет - это бредни,
Но я так верил, и так жил.
Я ждал и ждал, но Ты, быть может,
Был занят делом поважней,
И вот ещё один день прожит,
Тебя всё нет и я - ничей.
Ты тоже ждал. Мы оба ждали,
Кто первым должен сделать шаг?
Цветы прекрасные завяли,
Разросся плевел и сорняк.
И день за днем так проходили
Все в ожидании пустом,
И лодки с глубиной под килем
Только кивали мне бортом.
Так жизнь прошла почти напрасно,
В ненужной трате лет и сил,
Пока мы всё вносили ясность
Кто кого более любил.
История болезни
Когда родился я от Духа,
От Всеблагого от Отца,
То церковь-мать была под мухой,
Не чувствуя при том стыда.
Её гулянки привлекали,
И кавалер из-за бугра
Ей привозил вино и шали
С чужого барского плеча.
Она ходила и шаталась,
Когда же напивалась всласть,
То била дурь и она дралась
С детьми своими, вот напасть!
Любил её, хоть непутевой
Была и не был ей любим,
Она меня кормила словом
Наполовину со блатным.
Я пристыдил её однажды,
Она ж, нисколько не щадя,
То ли от страха, то ль от блажи,
Меня прогнала от себя.
И я ушёл, ушел надолго,
И ранами кровоточа,
Один шатался я без толку
Без дела и ища врача.
Потом я как-то встал на ноги, -
Свои проблемы и дела, -
Но привели меня дороги
Вновь к ней, она меня ждала.
Я стал иным и независим,
И даже, может быть, мудрец
И столько много разных истин
Я положил ей на венец.
Ведь без неё и я не полный -
Нет единения сердец, -
Ну что ж, пойдем, я зла не помню,
Благословит тебя Отец.
От Всеблагого от Отца,
То церковь-мать была под мухой,
Не чувствуя при том стыда.
Её гулянки привлекали,
И кавалер из-за бугра
Ей привозил вино и шали
С чужого барского плеча.
Она ходила и шаталась,
Когда же напивалась всласть,
То била дурь и она дралась
С детьми своими, вот напасть!
Любил её, хоть непутевой
Была и не был ей любим,
Она меня кормила словом
Наполовину со блатным.
Я пристыдил её однажды,
Она ж, нисколько не щадя,
То ли от страха, то ль от блажи,
Меня прогнала от себя.
И я ушёл, ушел надолго,
И ранами кровоточа,
Один шатался я без толку
Без дела и ища врача.
Потом я как-то встал на ноги, -
Свои проблемы и дела, -
Но привели меня дороги
Вновь к ней, она меня ждала.
Я стал иным и независим,
И даже, может быть, мудрец
И столько много разных истин
Я положил ей на венец.
Ведь без неё и я не полный -
Нет единения сердец, -
Ну что ж, пойдем, я зла не помню,
Благословит тебя Отец.
Спасительный выход
Две женщины со мной живут,
Меня на части разрывают,
Одну работою зовут,
Другая же - жена родная.
Характер их обеих крут,
Всегда диктуют свою волю,
И так, покуда не умру,
Меня не выпустят на волю.
И не желаю смерти им,
От них завишу от обеих,
Я ж по натуре нелюдим,
Кручусь меж ними, как умею.
То первая берёт в расход
И пользует пять дней в неделю,
Второй меня не достает,
Но отыграется в постели.
А отдыхаю я от них
По расписанью, как по нотам,
Когда в работе - от жены,
Когда в жене, то - от работы.
И убежал бы я от них,
Но в этом ли мое спасенье?
Вокруг же тысячи других
Меня захватят, без сомненья.
И выход для меня один -
На остальные не способен, -
Коль я обеими любим,
Любить и их, тогда - свободен!
Меня на части разрывают,
Одну работою зовут,
Другая же - жена родная.
Характер их обеих крут,
Всегда диктуют свою волю,
И так, покуда не умру,
Меня не выпустят на волю.
И не желаю смерти им,
От них завишу от обеих,
Я ж по натуре нелюдим,
Кручусь меж ними, как умею.
То первая берёт в расход
И пользует пять дней в неделю,
Второй меня не достает,
Но отыграется в постели.
А отдыхаю я от них
По расписанью, как по нотам,
Когда в работе - от жены,
Когда в жене, то - от работы.
И убежал бы я от них,
Но в этом ли мое спасенье?
Вокруг же тысячи других
Меня захватят, без сомненья.
И выход для меня один -
На остальные не способен, -
Коль я обеими любим,
Любить и их, тогда - свободен!
Преходящее
Стерилен мозг, как чистая доска,
Где мелом кто напишет изреченье?
Лишь прошмыгнет, как мышь в нору, тоска,
И скроется в подпольное сомненье.
Зато теперь-то, к старости спеша,
Достиг я небывалого искусства -
Могу следить я, в общем, без труда,
За каждым зарождающимся чувством.
За каждой мыслью я могу поспеть
И отследить, как бабочку в полёте,
Хаос ушёл, не появлялся впредь
И путанница сдохла на излёте.
А что неясно, стоит подождать
Неделю, две - само и прояснится,
Отдышка только стала донимать,
Напомнит о себе и поясница.
Хоть в мире продолжается разлад,
Но сам я стал понятнее и проще,
И каждой приходящей мысли рад,
Как незаслуженной и редкой гостье.
Какая сила вырвала бурьян?
Очистил кто бунтарское сознанье?
Быть может, Тот, Кому любой изъян
Понятен, словно карта мирозданья?
А может быть, я стал, как старый раб
Уж никому ничем не интересен?
А потому и чувства все молчат,
И мысли не хотят сидеть на месте?
Где мелом кто напишет изреченье?
Лишь прошмыгнет, как мышь в нору, тоска,
И скроется в подпольное сомненье.
Зато теперь-то, к старости спеша,
Достиг я небывалого искусства -
Могу следить я, в общем, без труда,
За каждым зарождающимся чувством.
За каждой мыслью я могу поспеть
И отследить, как бабочку в полёте,
Хаос ушёл, не появлялся впредь
И путанница сдохла на излёте.
А что неясно, стоит подождать
Неделю, две - само и прояснится,
Отдышка только стала донимать,
Напомнит о себе и поясница.
Хоть в мире продолжается разлад,
Но сам я стал понятнее и проще,
И каждой приходящей мысли рад,
Как незаслуженной и редкой гостье.
Какая сила вырвала бурьян?
Очистил кто бунтарское сознанье?
Быть может, Тот, Кому любой изъян
Понятен, словно карта мирозданья?
А может быть, я стал, как старый раб
Уж никому ничем не интересен?
А потому и чувства все молчат,
И мысли не хотят сидеть на месте?
Бремя
Спешат, грохочут мимо бочки дней
А я стою на долгом перекате,
Меня бы переклинило сильней,
Когда бы не поддержка благодати.
Ведь сколько тех, кто тяжести не снёс?
Сколь многих бремя жизни раздавило?
Наверно, я пустую бочку нёс,
Иль полную, но не своею силой.
Я чувствовал, как Ты меня носил,
Когда в отчаяньи руки опускались,
Когда я, спотыкаясь, шёл без сил,
Не успевая на свои трамваи.
Ты нёс меня, когда в который раз
Я брел, как пьяный от недосыпанья,
И, как разбитый волнами баркас,
По воле волн носился на закланье.
И не справлялся ум с нагрузкой дней,
И темнота сильнее обступала,
Но тем Ты проявлял Себя верней
И нес, в Своё укутав одеяло.
И это бремя легкое на мне
Порой казалось непереносимым,
Когда бывал порой на самом дне,
Не ощущая, что Тобой любим я.
Но как иначе мог бы я понять,
Что это Ты меня носил по свету,
Твоя меня держала благодать,
Твои необычайные сюжеты.
А я стою на долгом перекате,
Меня бы переклинило сильней,
Когда бы не поддержка благодати.
Ведь сколько тех, кто тяжести не снёс?
Сколь многих бремя жизни раздавило?
Наверно, я пустую бочку нёс,
Иль полную, но не своею силой.
Я чувствовал, как Ты меня носил,
Когда в отчаяньи руки опускались,
Когда я, спотыкаясь, шёл без сил,
Не успевая на свои трамваи.
Ты нёс меня, когда в который раз
Я брел, как пьяный от недосыпанья,
И, как разбитый волнами баркас,
По воле волн носился на закланье.
И не справлялся ум с нагрузкой дней,
И темнота сильнее обступала,
Но тем Ты проявлял Себя верней
И нес, в Своё укутав одеяло.
И это бремя легкое на мне
Порой казалось непереносимым,
Когда бывал порой на самом дне,
Не ощущая, что Тобой любим я.
Но как иначе мог бы я понять,
Что это Ты меня носил по свету,
Твоя меня держала благодать,
Твои необычайные сюжеты.
Поэтам
В поэзии нет конкурентов,
Небесный мир - то не земной,
В нём нет ни драчки претендентов,
Ни славы, что за упокой.
В нем гордости нет и стяжанья
Заслуг и почестей земных,
А есть хвала и почитанье,
И истину прославил стих.
В нём самый крупный из поэтов
Служить найменьшему готов,
В нём теплотой сердец согрета
И царствует во всём любовь.
В нём нет ни тени притязанья
На величание себя,
А есть покой и есть дерзанье
Во всём прославить лишь Творца.
И этот Дух ведёт поэтов,
И знают музы сей черёд,
Но у поэтов в мире этом,
Земном, небесное не в счёт.
Они попрали все приличья,
Себе всё нагло приписав
Таланты и свои отличья,
Не укротив свой гордый нрав.
Они всё в табели о рангах
Себя стремятся протолкнуть,
Но слава позже бумерангом
К Творцу вернётся в свою суть.
Им неизвестность - как обуза,
Аплодисменты им давай,
Но только бескорыстна Муза,
Ну разве что, подаст на чай.
Творите потому, поэты,
Не за блага, не за чины,
Вы - только отраженье Света,
Его послушные рабы.
Небесный мир - то не земной,
В нём нет ни драчки претендентов,
Ни славы, что за упокой.
В нем гордости нет и стяжанья
Заслуг и почестей земных,
А есть хвала и почитанье,
И истину прославил стих.
В нём самый крупный из поэтов
Служить найменьшему готов,
В нём теплотой сердец согрета
И царствует во всём любовь.
В нём нет ни тени притязанья
На величание себя,
А есть покой и есть дерзанье
Во всём прославить лишь Творца.
И этот Дух ведёт поэтов,
И знают музы сей черёд,
Но у поэтов в мире этом,
Земном, небесное не в счёт.
Они попрали все приличья,
Себе всё нагло приписав
Таланты и свои отличья,
Не укротив свой гордый нрав.
Они всё в табели о рангах
Себя стремятся протолкнуть,
Но слава позже бумерангом
К Творцу вернётся в свою суть.
Им неизвестность - как обуза,
Аплодисменты им давай,
Но только бескорыстна Муза,
Ну разве что, подаст на чай.
Творите потому, поэты,
Не за блага, не за чины,
Вы - только отраженье Света,
Его послушные рабы.
Комментариев нет:
Отправить комментарий